Встряска (ЧАСТЬ 1)

Однажды в одесском аэропорту собралась публика, заслуживающая аплодисментов только при одном виде. Раздражительная дама, отец-бандит с маленьким сыном, неадекватный экипаж рейса, русский и украинец, севшие вместе, два чекиста, накрашенные парни с маленькой собачкой, ворчливая еврейская мама с сыном... и целая рота постоянно безобразничающих хасидов... И все эти люди попадают в "Боинг" на рейс "Одесса-Париж"...

Автор: Сергей Стасенко


Повесть

Огромный «Боинг-737» выезжал из амбара одесского аэропорта. Чернявый улыбающийся техник, держа в одной руке пластмассовый стаканчик с кофе, а в другой штурвал, подгонял к разметочным линиям лайнер. Колеса замерли. К лайнеру стали подгонять трап. Веселый техник пролил остаток кофе на логбук1, чертыхнулся, выронил мобильный телефон, схватил салфетки и принялся вытирать жидкость с документа.

[1 Логбук — документ, в котором хранится вся информация о самолете.]



Внизу с трапа соскочил второй техник по трапу вверх. Распахнул дверь. Заглянул в кабину.

— Антоха, чего это ты логбук в кофе купаешь?
— А иди ты!
— Пришел уже. Как бы отгонять назад не пришлось бандуру эту. Там гроза собирается.
— Фиг. Моя смена через два часа кончается. Уже не мои заботы.
— Ты крут. А я заступил вот только.

Василич продолжал запускать приборы. Вдалеке от самолета замаячил заправщик. Грузовик двигался прямиком к «Боингу».



Через час, когда лайнер был заправлен, а ребята из кейтеринговой компании набили борт под завязку едой, в своем обширном кабинете здания аэропорта бушевал маленький мужичок. Заливаясь потом, он орал в трубку мобильного телефона:

— Как это команда опаздывает?.. Вы в своем уме?.. Это международный рейс. Черт бы вас побрал!.. Уволю всех… Мне плевать, что там у Ефремова… Сейчас же команду! Они должны были час назад бать на борту… Але! Але!

Связь оборвалась.

У входа в аэропорт остановилось пошарпанное такси. Водительская дверца хлопнула. Выскочил водитель в тертых шлепках, коротких шортах, тельняшке и надписью на фуражке «Одесса-мама». Распахнул заднюю дверцу, показались ноги, выбралась высокая дама. Она манерно задрала голову, не глядя под ноги, и выходя из машины зацепилась за болтающийся ремень безопасности.

— Твою мать! — ее лицо скривилось, но на ногах устояла, один каблук качался. — Глянь, что из-за твоего тарантаса с каблуком. Это ж «Луи Витон».
— О, мамаша. Не боись. Не упала ведь? Ща я твой чемодан выпру.
— Какая я тебе мамаша? Меня…
— Ну, не папаша ж. Держи и будь здорова в Париже.
— …зовут Альбина.
— Рад знакомству.
— А в аэропорт занести?
— Занесешь. У меня заказ вон тусуется. Давай! — таксист побежал к стоящему в растерянности мужичку.



Нагло схватил его чемодан и бросился к своему такси. Альбина не успела оглянуться, как такси, взвизгнув покрышками, рвануло с места.

Девушка растерянно пошла ко входу. Там ее толкнул огромный мужчина. За ним, упершись в пол, плелся мальчик лет десяти. Папа мальчика был плотно украшен всевозможными наколками, выглядывающими из-под тельняшки. На запястье блестел «Ролекс». Татуировки на шее слегка прикрывала золотая цепь.

— Ой! — вполоборота бросил он. — Извиняй, мамаша!.. Че ты постоянно в пол зыришь? Там бабы голые? Прямо иди! — отец вычитывал на ходу сына.



Альбина остановилась.

— Какого лешего? — себе под нос. — Да я даже беременной никогда не была. Черт! — девушка выхватила из косметички зеркало, стала придирчиво осматривать свое лицо.
— Не единого признака мамаши, — снова себе, но уже громко.

Девушка загородила проход. За спиной послышалось веселый галдеж. Двое высоких парней, облаченных в черные брюки и белые рубашки, с бородами и в кипах2, не заметив Альбину, налетели и снесли с ног «мамашу». Она уронила чемодан.

[2 Кипа — вязанная шапочка, которую носят религиозные евреи хасиды.]

Веселые парни бросились поднимать чемодан, говоря что-то на своем языке. Альбина недовольно выпрямилась. Ребята помогли девушке, не дав ей ничего сказать, побежали к столпотворению у стойки регистрации.

Альбина подняла голову, до этого не обращая внимания на то, что творится вокруг, и ахнула.

В аэропорту царил хаос.

— Уважаемые пассажиры! Просьба не мешать проходить на посадку, — диспетчер сделала паузу, вздохнула, — это личная просьба директора аэропорта!

Похоже, это никого не волновало. Перед табличкой «На посадку», глубоко припав к земле, молились люди. Примерно человек пятьдесят-шестьдесят. Все одетые в черно-белые одежды. Парни, только что помогавшие Альбине, перестали смеяться, на ходу выхватили из своих сумок библии, присоединились к лежащим.



Образовав перед входом полукруг, они не давали никому пройти. Обувь покоилась рядом.

За спиной у Альбины появилась новая пара. Пожилая еврейская мама и ее сын.

— Филя, ты глянь, наши земляки устроили поклонение.
— Мама, это ведь ортодоксальные евреи молятся. Как же их?..
— Хасиды они, Филя, хасиды. Не забывай свои корни. Так, дамочка, ну-ка дай пожилой женщине пройти, — еврейская мама бесцеремонно отодвинула Альбину подходящую к толпе, протиснулась мимо нее с сыном. — Пошли, Филя!

Альбина вновь чертыхнулась. Недалеко от аэропорта послышался грохот. Некоторые люди обернулись. Гром.

— Так, Филя, я никуда не полечу. Глянь на небо.
— Мама, успокойся! Мы летим не в ту сторону.

Альбина вновь налетела на пассажиров. На этот раз это были два парня. Один из них, выкрашенный в белый цвет:

— Елки-палки, Артур, глянь. Конкурентка с ног сшибла. Куда прешь, дорогуша, а?
— Реально, куда? — подхватил другой. — Бампер с лобовым себе сделала, и сразу на амбразуру? Ану отойди!

Молодые люди оттеснили ничего не успевшую сказать Альбину. Она рассердилась, вскочила и бросилась к сотруднице аэропорта которая пыталась успокоить пассажиров. Все хотели лететь.

— Когда ж это прекратиться? Сделайте что-нибудь! — вскричала Альбина.

Недавно сделанные пухлые губы, постоянно причмокивали при каждой согласной, а, очевидно, также недавно сделанная грудь, украшенная глубочайшим декольте, подпрыгивала при каждой гласной.



— Мы ничего не можем сделать. Это же хасиды. Они молятся каждые полчаса.
— Так объявите финал, харам… Или как там у них!
— Поверьте, это довольно частое явление.
— Частое явление, что полсотни людей молятся у трапа?
— Ти-и-и-и-ише! Вы что? Не дай бог они решат еще и перед трапом помолиться!
— Как?
— Мы в прошлый раз еле в воздушный коридор успели попасть.
— Плевать я хотела на ваш коридор. Меня в Париже Марсельчик ждет. Че, я зря вот это все полгода делала? — Альбина указала на грудь и губы.
— Поймите…
— Так, я сейчас сама с ними разберусь. Кто у них главный? Ага… Вон тот здоровый с библией.

Девушка ринулась вперед, пробираясь сквозь «ковер» из хасидов, то и дело наступая на кого-то из них. Перед молящимися хасидами стоял высокий бородатый мужчина. Видимо, самый старший среди ортодоксов.

Пристроившиеся к процессии два опоздавших парня, недавно сбившие с ног Альбину, подмигнули девушке.



Хасиды не обращали внимания на Альбину. Громко произносили молитву на своем языке, все время припадая к полу. Добравшись до главного, она набрала побольше воздуха в грудь и хотела уже разразиться гневной тирадой, но неистовой силы крик еврея заставил ее отскочить. Альбина поскользнулась и стала падать. Ее подхватили под руки два уже знакомых ей парня и с веселыми криками потащили в проход под табличкой «На посадку». Вся толпа пассажиров двинулась вперед. Девушка только и успела крикнуть:

— Чемодан! Мой чемодан!

Чемодан остался далеко позади.

Пассажиры уже высыпали из здания. Быстро подходили к дожидавшемуся их «Боингу». Заметившие налетающую черно-белую массу, Антоха и второй техник немедленно бросили сигареты, соскочили с трапа и ретировались. С противоположной стороны к самолету подъезжал микроавтобус. Из салона выходил опоздавший экипаж.

Капитан, с галстуком на бок, расстегнутой пуговицей на рубашке, громко смеялся. Команда сдержанно улыбалась.



— А, когда он штаны снял, — продолжал капитан свой рассказ, прерванный выходом из «микрика», — она ему и говорит: «Чувак, господи! А разговоров-то сколько!»
— Капитан, а мы успеем все проверить? Глянь в ту сторону. Кажись, гроза.
— Без кипиша, Игорюня, — отвечал капитан второму пилоту, — ты ж помнишь рейс в Сингапур? За пятнадцать минут все сделали.
— Ну да, а потом три часа нервотрепки.
— Тихо!

Веселье капитана прервали крики хасидов. Они без спроса забрались на трап и пытались открыть дверь «Боинга». Две стюардессы в ужасе смотрели на происходящее. Одна из них, вовремя сориентировавшись, отделилась от команды и побежала по трапу, расталкивая людей. Альбина, уже занесенная на трап, чуть с него не свалилась. Все те же добрые парни ее удержали и весело завопили с сильным акцентом:

— Ничего, дорогая, полетим с ветерком!
— Отпусти меня.
— Так тебя никто не держит. Мы помогаем.

Ослабив хватку, ортодоксы продолжили петь.

Тем временем, шустрая стюардесса распахнула дверь, пропуская разъяренных пассажиров внутрь. В толпе оказался и экипаж. Капитан хохотал, приговаривая:

— Первый раз нас прут на борт, а не наоборот.

За командой на борт поднималась пожилая еврейская мама с сыном.

— Филя, расстегни, наконец, свой галстук. Ты же не на свадьбе! Перед мамой можешь не притворяться деловым человеком. Пусть шейка подышит свежим воздухом.
— Мама, я вице-президент фармкомпании…
— Ой, я тебя прошу. Твой дедушка владел десятью нефтевышками и за всю жизнь не сносил ни одной рубашки.
— Мама, мы летим в бизнес-классе.
— Шо ты мне угрожаешь? Там мало воздуха. Напердят все в той бздюльке два на два метра, сиди и нюхай потом! Я пойду к людям в тот большой салон.

Вице-президент фармкомпании улыбнулся:

— Иди-иди. Тебе там будут рады.
— Твой дед Фима всегда говаривал, что мужчину определяют толстый кошелек, большой живот и голова, а не галстук с…

Мама вице-президента не договорила, так как пассажиры поднажали и бесцеремонно впихнули ее в самолет.

Суматоха возле лайнера. Ветер усилился. Черные кипы на двух хасидах улетели прочь.



У входа расположилась бортпроводница, так-сяк успевшая привести себя в порядок, а вот бэйджик, со скомканным листиком внутри и надписью «Елена», перекосился. Фамилию было не разобрать.

— Добро пожаловать на борт! — безразлично твердила она.

Спустя несколько секунд, тяжело вздохнув, процедила сквозь зубы:

— Мамочки. Шестой рейс подряд…

Мимо Елены пролетели несколько детей хасидов, радостно растаптывая ей ноги. Лена зло вскрикнула. Заметив недовольство девушки, капитан, успевший войти на борт, воскликнул:

— Не боись, Ленусик! Разрешу тебе скоро починить крыло. Оно уже третий раз подряд отваливается. Веселее будешь!

Капитан зашел в кабину. За ним второй пилот и бортинженер.



Лена второй стюардессе:

— Глянь, Галя! Ефремов, по ходу, опять с какой-то из наших переспал. Веселый.
— Та! Лена, у него всегда одни и те же приколы. Хоть переспал, хоть не переспал. Ты лучше на меня посмотри. Сбросила я кило или нет? — Галя, спрятавшись за шторкой, пыталась рассмотреть свой живот в маленькое зеркало, то и дело выгибаясь, как пантера.

— Галя, скорее бегемот скинет центнер-другой, чем ты. А вот твои кульбиты пантеры мужикам понравятся. Глядишь, и Ефремов придет ночью в Париже. Иди в салон работай.
— Не завидуй!
— О, Ленульчик, — на пороге показался высокий брюнет-бортпроводник, — у тебя же сегодня шестой рейс подряд. Вернемся, поедем ко мне. Я рядом с аэропортом живу. Домой, в твои черта на куличках, ехать далеко…
— Ромаха, смени белье постельное сначала. И хату продезинфицируй. А потом уж зови. Дуй в бизнес-класс.
— Какая грубая…



Хасиды продолжали рассаживаться в эконом-классе. Седовласый бородатый хасид, прежде кричавший в аэропорту, сел у окна. Достал библию. Принялся читать. При виде его хасиды почтительно кланялись и продолжали кричать что-то на своем языке. По салону носилось с десяток детей.

Душно. Этим незамедлительно воспользовался сын седовласого. Он схватил маленького сына, сбросил с него всю одежду и выставил голого ребенка в проход. Тот поначалу немного похныкал, но после ему понравилось. Стал внимательно разглядывать свою пиписку, вскочил и затанцевал, загородив проход. Остальным хасидам это безумно понравилось. Все хлопали в ладоши и пели.

Заметив выходку брата, второй сын седовласого быстро раздел свою дочку и тоже выставил в проход танцевать рядом с разбушевавшимся мальчуганом.

Неприятный запах заставлял бортпроводников все время протирать глаза от наворачивающихся слез. Недавно потерявшая свое хорошее настроение, уверенность в себе и чемодан, Альбина, сев на место у иллюминатора, схватила «айфон», набрала номер, залепетала по-французски со страшным акцентом:

— Марсельчик! — а «Марсельчик» у Альбины по-французски звучит так же, как и по-русски. — Ты меня слышишь, Марсельчик?.. У меня несчастье… Представляешь, я потеряла свой чемодан в аэропорту… Нет, не в туалете… Нет, не в такси… За кого ты меня принимаешь?.. В «Боинг» ввалилась сотня хасидов. Они подхватили меня и унесли, а чемодан остался… Нет, Марсельчик… Нет у меня нового любовника… Не оставляла я у него свой чемодан… Ты меня обижаешь, — она поджала нижнюю губу насколько это было возможно. — Марсельчик, мне нужны новые вещи и… тортик… Я расстроена… Ой, Марсельчик, прекрати!.. К тебе девушка едет! Жлоб! — последнее слово она прокричала по-русски громче орущих и танцующих в проходе детей хасидов.

Услышав гневный возглас девушки, смеющийся в проходе бортпроводник Ромаха, немедленно подскочил к потенциальной жертве:

— Верно глаголете, девушка. Французы все жлобы. Может хотите выпить перед полетом? Рейс у нас, судя по всему, — он указал на уже пятерых голых детей в проходе, хлопки хасидов и танец двух взрослых, — будет веселый.
— А разве можно перед вылетом?
— Для вас сделаем.

Он побежал за шторку. Дорогу грозно перегородила третья стюардесса:

— Казанова хренов, — зашипела она, — нам Ефремова хватает. Ану марш в бизнес-класс!

— Жанночка, — игриво продолжил стюард, — не грози мне бизнес-классом. Или я Ефремова попрошу покачать нас маленько в полете. А может спеть твою любимую: «Стюардесса по имени Жанна»! — он затянул хит Преснякова, за что немедленно получил под дых от немаленькой Жанны.
— Не смей! Мне эту песню пели…

Их перебили громкие звуки, исходившие из эконом-класса. Рядом с проходом один из хасидов раскрыл свою библию и играл на дудочке.

Ромаха воспользовался моментом и скрылся в бизнес-классе.

Двери лайнера, наконец, закрылись. Трап уехал, оставляя людей в самолете наедине со своими «вселенскими» проблемами. «Боинг» тронулся, медленно «пододвигаясь» к взлетно-посадочной полосе. Тонкая дымка застилала яркие лучи солнца. На улице стало прохладнее. На борту — отнюдь.

В эконом-классе бортпроводники никак не могли усадить хасидов, а по проходу бизнес-класса шел крупный лысый мужчина. На теле вышиванка, на плече — татуировка тризубца. Крупную толщиной с мизинец золотую цепь на шее также украшал золотой герб Украины. Кроме вышиванки на мужчине были спортивные штаны и дорогие кроссовки. Перед ним у окна уже успел устроится в кресле такой же «крупный» лысый. В аналогичных спортивных штанах и кроссовках. Однако тело мужчины украшала не вышиванка, а футболка с огромным портретом президента России и надпись: «Самый вежливый человек». На плече герб России. В правой руке уже надпитая бутылка «Джека Дэниелса». На левой блестело кольцо с огромным красным камнем. Журнал «Форбс», открытый на странице с изображением владельца футболки и статьи «Сделал себя сам!», упал на пол. Мужчина посмотрела на своего нового соседа.

— То ми, значить, сусідами з тобою будем?3 — «вышиванка» вопросительно смотрел на «футболку».
— К твоему ужасу — да, — отвечал сосед не менее напряженно.
— Ну тоді візьми туалетного паперу у стюардеси, — говорил, усаживаясь «вышиванка». — Микола. Чистопородний хохол!4 — протянул руку.
— Коля. Не менее чистопородный кацап, — пожал руку русский.
Украинец опустился в кресло. Смерил полным ненависти взглядом соперника. Тот улыбнулся. Украинец взял свою бутылку «Джека» и стукнул о соседнюю бутылку русского.
— Ну шо, кацап? За знайомство?5
— За знакомство, хохол.

[3 Мы, значит, с тобой соседями будем?
4 Ну, тогда возьми туалетной бумаги побольше. Николай. Чистопородный хохол.
5 Ну что, кацап? За знакомство? (перевод с укр.)]

Чокнулись.

Двумя рядами ранее еврейская мама села рядом с сыном.

— Филя, так ты снимешь этот галстук?
— Чего ты к нему прицепилась?
— Пусть шея подышит.
— Мама, ну это же не нос.
— Какая разница? Посмотри на евреев в том салоне. Они уже почти все голые сидят.



В это же время в эконом-классе хасиды действительно все, как один, сняли обувь. Запах сильно усилился. Стюардесса Жанна решила продолжить исполнять свои обязанности:

— Уважаемые пассажиры! Прослушайте, пожалуйста, правила поведения на борту! — она повторила то же на английском.

Лайнер вырулил на взлетно-посадочную полосу и остановился.

Шум в салоне не стихал, несмотря на потуги Жанны. Маленький мальчик, поначалу смирно сидевший у иллюминатора, схватился за него и принялся отцарапывать. Сидящий рядом с ним отец, не обращал на это никакого внимания, листая новостную ленту Facebook на планшете.



Первое стекло иллюминатора без труда отсоединилось и ребенок сорвался с места, весело размахивая добычей.

Жанна в ужасе прервала инструктаж, заметив радость детишек, которые передавали друг другу стекло иллюминатора, словно кубок футбольной Лиги Чемпионов. Взрослые не реагировали. Стюардесса пыталась вырвать стекло, однако детишки заняли круговую оборону.

Кричали все. Стюардесса на английском пыталась объяснить родителям, что стекло следует отдать. Наконец, один из ребятишек уронил заветный иллюминатор на пол. Девушка бросилась на стекло, как гепард на беззащитную газель, схватила деталь и быстро направилась чинить поломку.

Однако на месте иллюминатора толпились несколько хасидов и пара других пассажиров, бесконечно друг друга фотографируя на фоне покалеченного иллюминатора. Жанна выбежала из салона. Схватила трубку, проговорила:

— Капитан! У нас проблема. Пасса… пасса… — наконец, собралась, — пассажиры отломали первое стекло иллюминатора.
— Подумаешь! Я его сам в прошлый раз еле прицепил. Не беда! Прохладнее будет.
— Тьфу ты! — Жанна бросила трубку и вновь вернулась в салон.

На помощь Жанне пришла обеспокоенная своим весом Галя. Она что-то шепнула на ухо каждому из любителей селфи. Трех из них ветром сдуло. Перед этим весело глянули на Жанну, показали ей большой палец, сели на свои места, продолжая хихикать.

— Что ты им сказала? — Жанна с благодарностью смотрела на коллегу.
— Ничего особенного. Просто ты должна будешь каждому из них сиськи показать в туалете.
— Ах ты ж!..
— НЕ-ЗА-ЧТО! — по слогам ехидно проговорила она и удалилась, втягивая живот.



Жанна как могла «присобачила» стекло иллюминатора. Усадила на место отца с мальчиком. Хотела продолжить инструктаж, однако капитан прервал, вещая в переговорное устройство:

— Дорогие мои пассажиры! Вас приветствует капитан Анатолий Ефремов. Или просто красавчик! Сегодня мы совершим восхитительный рейс Одесса — Париж. Конечно, если крыло не отвалится, как в прошлый раз. За окном плюс двадцать пять, а в Париже, если долетим, будет плюс двадцать семь. Время полета два часа восемнадцать минут…



Через мгновение он повторял сказанное на английском, причем не опуская подробности о крыле.

В кабине хмурый второй пилот повернулся к капитану.

— Слушай, Михалыч, ты все время про поломки говоришь. Я понимаю, что тебе наплевать на приметы, но пассажиры пугаются.

Молчащий доселе бортинженер, обернулся:

— Правда, Анатолий Михалыч. Уже легенды о твоих шутках ходить стали.
— Братцы, вы видели пассажиров? Они нас даже не слушают, — капитан.
— Не знаю, Михалыч… — второй пилот уныло.
— Игорюня, тебе веселее нужно быть. Был бы веселее, глаз бы никто не подбил, — под глазом у второго пилота красовался огромный фингал, — как тебя комиссия пропустила?
— Связи, — хмыкнул. — Знаешь, моя тетка все время в страстях приговаривала: «Чтоб мне пусто было, если это неправда!». Ну вот месяц назад у нее обострение диабета, пришлось ногу по колено…

— Так, Игорь, дурак совсем? Мы на взлетной. Молчи. Какого черта логбук весь мокрый?
— Техники, видать, шалили.
— Блин, со своей теткой все настроение… — он одел наушники, проговорил. — Башня, на связи W01085, как слышно?
— Это Хьюстон, шаттл, как слышите?
— Все шутки шутишь, — Ефремов натянуто улыбнулся, явно нервничая, — Иван Сергеич, объясни мне, какого дьявола твои техники жрут и пьют на логбуке международного рейса за час до вылета?
— Не понял, Анатолий Михалыч, — серьезный голос диспетчера.
— Повторяю, башня, в кабине пилота рейса W01085 какой-то мудак пролил жидкость под названием кофе на логбук, вследствие чего с ним невозможно работать.
— Твою мать… — «башня» досадно выругалась, — там Калитвинцев сегодня. Сучий потрох… Разберемся, восемьдесят пятый. Можем задержать, выдадим новенький логбук.
— Отбой, башня, на память знаю. Видали, что за аэропортом?.. Ну так вот. Жду разрешение.
— Понял, W01085. С минуты на минуту… И, Михалыч, тут главный негодовал. Опоздание, однако…
— Знаю… Больница, сестра… сам знаешь. Лирика все. Разберусь с главным. Жду команду.
— Принято.



На лице Ефремова уже не было и тени улыбки. Второй пилот Игорь притих, почесывая фингал.

Капитан достал фотографию симпатичной шатенки. Прикрепил перед собой. Бортинженер увидел.

— О, Анатолий Михалыч, это кто?
— Сестра, — печально ответил капитан.

Диспетчер заговорил:

— W01085, даю разрешение на взлет.
— Принято.

Лайнер медленно начал разгон, оставляя за собой клубы пыли.

— Взлетный режим, держать РУД, — Ефремов.
— Скорость растет! — Игорь подключился.
— Сто шестьдесят! Сто восемьдесят… — на лбу Ефремова выступили капли пота.
— Работаем.

Борт W01085 стремительно разгонялся по взлетно-посадочной полосе. В эконом-классе стюардессы, заметив разгон, быстро сели на места, пристегнувшись. Пассажиры покачнулись, не воспринимая увеличение скорости.

В кабине пилотов о лобовое стекло ударили первые капли дождя.

— Капитан? — забеспокоился второй пилот.
— Отставить, Игорюня. Вижу. Двести! Двести двадцать!



Двигатели лайнера взревели. «Боинг», словно пантера за антилопой, несся по полосе.

— Двести сорок! — капитан продолжал отсчет. — Рубеж!
— Параметры в норме. Идем на взлет.
— Двести шестьдесят! — капля пота упала на рубашку Ефремова, оставляя след. — Двести семьдесят. Подъем!

Нос огромного лайнера приподнялся. За ним от земли оторвался и весь корпус.

— Легли на поток, — Игорь напряженно держал штурвал.
— Безопасная. Десять метров! Шасси убрать. Пятьдесят метров.
— Шасси убираются. Фары убраны. Высота сто двадцать, — второй пилот.
— Скорость триста десять! — Ефремов наблюдал за приборами.

«Боинг» поднимался над Южной Пальмирой.



В салоне эконом-класса хасиды продолжали стоять в проходе. Жанна и Лена сидели на своих местах, ругаясь.

Галя опять втянула живот. Стала считать складки.

— Галя, от признайся мне честно, у тебя кривое зеркало?
— Не поняла…
— Ну как твои кило уйти могут, если ты ничего не делаешь?
— Здрассте-мордасьте! А литры чая для похудения? А массажи у Геннадьича?!
— Галя…



В салоне почувствовали легкую вибрацию. Капитан, вернувшись в свое прежнее игривое настроение, завопил в переговорное устройство:

— Уважаемые пассажиры! Тут нас немного потрясет. Не паникуйте. Облетим грозу над Одессой.

В эконом-классе люди немного притихли. Детки, восприняв турбулентность как аттракцион, принялись прыгать.

Один из хасидов, недавно весело воркующий с Альбиной на трапе, прилег в проходе, что-то сказав своему другу.



Стюардесса по имени Жанна, заметив лежащего человека в проходе, стала экстренно его спасать, подумав, что человеку плохо. Отдыхающий, однако, отмахнулся от назойливой помощи и перевернулся на другой бок.

Жанна в панике помчалась за Ромахой в бизнес-класс. Бортпроводник переминался с ноги на ногу у еврейской мамы с сыном.

— Молодой человек, объясните мне, почему в бизнес-классе за такие деньги я не могу протянуть ноги?
— Понимаете, в чем дело…
— Мама, молодой человек скоро сам от тебя ноги протянет. Пожалела бы.
— Нет! Это же безобразие. Я не могу понять…

К ним подскочила взъерошенная Жанна.

— Я прошу прощения. Мне нужно ненадолго забрать Романа. Сейчас к вам подойдет другая бортпроводница.
— А как же мое шампанское?
— Будет непременно, — Жанна схватила под руку Романа. — Идем скорее. Там один из хасидов лег спать в проходе!
— Шутишь?
— Нет. Увидишь.

Недалеко от еврейской мамы с сыном пара «вышиванка-футболка» размахивали бутылками виски, что-то доказывая друг другу.

«Футболка» кричал:

— Вы, хохлы, вообще всю жизнь за наш счет жили. Еще со времен монголов ни черта не построили! А мы вам при Союзе промышленность подарили…
— Це хто жив за ваш рахунок, морда москальська? А хто годував вас ще з часів тих монголів? У вас тільки Ванька, горілка і Путін є!6
— У нас хоть Путин есть, а у вас…

[6 Это кто жил за ваш счет, морда москальская? А кто кормил вас еще со времен тех же монголов? У вас только водка, Ванька и Путин есть! (перевод с укр.)]

«Боинг» влетал в полосу облаков, «захватывая» на борт новые потоки вибрации.



Веселый капитан, позабыв первые минуты взлета, проговорил:

— Дорогие пассажиры! Не переживайте. Мы еще летим в воздушном пространстве нашей родины. А здесь, что дороги с ямами, что воздух дырявый.
— Шутник однако! — бросила еврейская мама, тряся рукой в такт самолетной турбулентности. — Ну как же этих-то угораздило сесть вместе, да еще и в бизнес-классе? — она указала на русского с украинцем.

— Это рок, мамочка.
— Какой рок, Филюша. Судьба! Не гневи Бога! Сколько раз тебе говорила сходить в церковь. Тебе нужно исповедаться. Твой дедушка это делал по два раза в месяц.
— Естественно! Он же ж все свои десять вышек у партнера отжал!
— Не отжал, а забрал в руки, способные управлять с умом.
— Ох, мама…

Украинец продолжал доказывать русскому:

— Диви сюди. Ви ж все крадете. Була Київська Русь. Русь ви вкрали. Назвали Росія. Атомну бомбу ви вкрали в американців. Самі ви нічого не робите. Тільки горілку п’єте. В мене на фабриці ні одного москаля нема. Шо це значить?7
— Это значит, что вы, хохлы, только о жратве и думаете. У вас вся страна — один сплошной колхоз.
— Ти в свою Сибір поїдь. На тисячі кілометрів ні душі. Всюди тільки «місячний» пейзаж. Здохнуть можна! Холод, голод і п’яні кацапи!8 — он со злобой отхлебнул виски, раскраснелся еще больше.

[7 Смотри сюда. Вы же все воруете. Была Киевская Русь. Русь вы украли. Назвали Россией. Атомную бомбу вы украли у американцев. Сами ничего не делаете. Только водку пьете. У меня на фабрике ни одного москаля нет. Что это значит? (перевод с укр.)
8 Ты в свою Сибирь поедь. На тысячу километров ни души. Один лишь «лунный» пейзаж вокруг. Сдохнуть охота. Холод, голод и пьяные кацапы!]

Лицо русского перекосила гримаса злобы.
— Ка-ак? Да вы вообще американцам продались! По майдану шастали нацики полгода с факелами, а потом переворот устроили. На Донбасс своих карателей погнали! А они вашими никогда не были.
— А хто терористів на той Донбас заслав?9

Украинец замахнулся бутылкой на русского. Стюардесса вскрикнула. Лайнер в этот раз встряхнуло так, что бутылки со спиртным вылетели из рук «соседей». Еврейская мама запнулась. Принесенное ей шампанское, разлилось.

В эконом-классе, недавно вставшая Альбина, бродила по салону и выпрашивала зеркальце. Встряска заставила девушку упасть рядом со спящим хасидом. Тот ей подмигнул. Она поднялась, перепугано села на место.

Самолет вновь выровнялся.

Капитан напряженно:

— Пассажиры, облетаем грозовой фронт. Вибрация — это нормально. Так же, как и вибратор! — добавил он, по-дурацки смеясь.
— О, и моя там тоже упала. Поищи! — забеспокоился русский в бизнес-классе, увидев ползающего украинца в поисках разливающегося на полу виски.
— Зараз пошукаю. По голові тобі дам обома!10

[9 А кто террористов на Донбасс заслал?
10 Сейчас поищу. По голове тебе дам обоими! (перевод с укр.)]

Бортпроводница Лена спрашивала пассажиров, не желают ли они поменяться с одним из соперников. Однако, любящий зрелище бизнес-класс, упорно не соглашался.

Единственная пара, не наблюдавшая за конфликтом пограничных соседей, отец и сын. Папа мальчика, успевшего еще в аэропорту чуть не сбить с ног Альбину, продолжал учить сына уму-разуму.

— Ты пойми, сынуля, житуха в Одессе непростая. Я так гляжу, что в классе у тебя кенты нормальные. Витек Малой, Сява, Чумазый, даже Костик Чокнутый, и тот пацан правильный. Но в школе и на улице тебя крутануть вокруг оси земной может — мама не горюй! От ментов-то тебя папа, понятное дело, отмажет. Не ссы! Но я за всем не угляжу. А, если ты в чужой район со своим Чокнутым забредешь?.. Был у меня в детстве кентуха такой, Вася Сизый, царствие ему небесное! Любил побазарить у Лютого на районе. Так с пером в боку и нашли. В девяносто пятом. Че ты нос впер в руку?!
— Та, батя, тот Чумазый вааще рамсы попутал. Это наша с Витьком точка была…
— Наша — не наша. Тут надо с куражом быть! Сколько раз я тебе говорил на дело с собой водилу брать?
— Батя, глянь на меня. Я че, ссыкун по-твоему?
— Слова фильтруй. Мой сын ссыкуном не будет. А узнаю, что зассал где-то — сам порешу. Что я говорил, когда терпил много?
— Ну…
— Не «ну»! Если терпил больше двух — не метелить дурачка перед ними, а деру давать и братву быстро потом подтягивать. А с одним что?
— Ну ясен пень. Первый — между ног и контрольный по башке. Двоечка.
— А чего не делаешь? Знаешь ведь, че папа сказал.
— Ну…

«Ролекс» слетел с запястья и отец-воспитатель потянулся поднимать часы, продолжая вычитывать сына.

Голос капитана напомнил о своем существовании:

— Пассажиры, пора радоваться. Мы облетели грозовой фронт и легли на прежний курс. Париж ждет нас!

Еврейская мама поглядела в окно.

— Филюша, наш капитан с «Аншлага» твердит, что грозу мы облетели. А это тогда, что? — она указала на боковые тучи, то и дело меняющие форму и цвет.
— Действительно. Тревожно. Сейчас узнаем, — он нажал кнопку вызова бортпроводника.

Через минуту над ними уже стоял замученный Ромаха.

— Слушаю.
— Молодой человек. Капитан твердит, что грозу облетели. А это что? — указал на тучи.
— Вы не беспокойтесь. Мы легли на нужный курс. Тучи нас не тронут.

Роман удалился, поглядывая в окна иллюминатора. Он направился в кабину пилотов.

Мама Фили ворчала:

— Вечно ты выберешь время лететь. Твой дедушка бы…
— Господи, мать, я люблю своего деда, но не на столько же. Угомонись! Я в туалет.

Сын отстегнулся, зацепил бокал с налитым шампанским. Жидкость вновь пролилась на не успевшее высохнуть платье матери.

— Это платье упиться, похоже, хочет! Вторые сто грамм подряд. Вице-президент, неси салфетки!
— Мама, как я тебя люблю! — в сердцах бросил Филя, удалился.
— И уж тогда водки принеси! Шампанское не идет, — мать не унималась.

ПРОДОЛЖЕНИЕ...